When you lose small mind you free your life
05.07.2011 в 01:09
Пишет TrashTank:О войне на вундервафлях
Цель глобального противостояния в военной его фазе ранее формулировалась как полная дезинтеграция противника, и при этом физическое выживание его не являлось ограничивающим фактором. Сегодня цель любого конфликта принципиально иная – нанесение военного поражения и принуждение к принятию условий победителя без захвата территории противника, без нанесения ей катастрофического ущерба и по возможности без причинения армии и гражданскому населению противника фатальных потерь. Значит, нужно создавать изначально ситуацию, при которой противник, категорически не желающий контактной войны, избегающий её и боящийся её, будет вступать в такую войну. Будучи к ней, в сущности, психологически неготовым.
Самый неоднозначный противник, с которым мы более чем наверняка вступим в борьбу – это, безусловно, регулярные армии индустриально развитых государств. Как подвид, мы можем столкнуться с лимитрофной армией развивающегося государства, оснащенной зарубежными «спонсорами». Пример – Грузия.
Неоднозначным я называю такого противника потому, что он вроде бы привычен, именно под противостояние с ним затачивалась вся советская машина и пока еще живой, но ржавый и лязгающий сочленениями механизм российской. Но именно вроде бы. Проблема в том, что советская военная машина была заточена под глобальное противостояние и нацелена на глобальную войну. Локальные конфликты, которые велись на территории стран третьего мира, считались по большей части упражнениями и наработкой тактического опыта и оперативного искусства. Стратегически армия была готова воевать как и во Вторую мировую – массами техники, людей на огромных просторах.
Однако на сегодня глобальный конфликт уже исключён напрочь. Не стану обосновывать – это очень некратко. На смену ему прочно пришли локальные конфликты малой и средней интенсивности (напомню, что таковыми считаются конфликты с участием с обеих сторон до полумиллиона и миллиона человек соответственно). Цель глобального противостояния в военной его фазе ранее формулировалась как полная дезинтеграция противника, и при этом физическое выживание его не являлось ограничивающим фактором. Сегодня цель любого конфликта принципиально иная – нанесение военного поражения и принуждение к принятию условий победителя без захвата территории противника, без нанесения ей катастрофического ущерба и по возможности без причинения армии и гражданскому населению противника фатальных потерь. Театры военных действий из обширных регионов с различными географическими, климатическими условиями сжимаются практически в точку. Не обязательно одну – их может быть несколько, но ни о каких континентальных или океанских ТВД уже речи нет и быть не может.
История прошла полный цикл и вернулась по спирали в точку, когда две армии сходятся на одном поле и решают исход войны в одном генеральном сражении или в крайнем случае – в короткой череде ожесточенных схваток.
Безусловно, что каждый конфликт индивидуален и сводить все конфликты к некой единой схеме бессмысленно. Тем не менее, сегодня представить себе повторение эпических сражений времен Первой и Второй мировых невозможно.
Именно поэтому все армии развитых индустриальных стран развиваются сегодня по весьма шаблонному принципу, который исходит из жестко заданной стратегии нанесения поражения противнику по возможности без или с минимальным соприкосновением с ним. Что означает ряд весьма существенных отличий современной индустриальной армии:
1. Это армия, комплектуемая по добровольческому признаку (наёмная, добровольческая, контрактная, профессиональная – называют её по разному, суть одна и та же)
(Понятно, что в разных странах по разному - есть смешанный вид комплектования, есть всеобщая воинская - как в Израиле - хотя в Израиле противник совершенно иной. Но в целом мы будем иметь дело именно с наёмниками)
2. Оперативное искусство сводится к захвату господства в воздухе. Атакующая сторона старается выбить систему ПВО/ПРО и вражескую авиацию и аэродромы, обороняющаяся сторона старается защитить свою систему ПВО и нанести неприемлемый ущерб авиации противника.
3. Наземные операции сводятся к захвату или удержанию ключевых пунктов, нанесение решающего поражения войскам противника в этом случае целью войны не является.
Говоря иначе – тотальные войны ушли в прошлое, противники ведут себя, как гроссмейстеры за шахматной доской. Сделав ряд удачных ходов, за которыми в будущем неизбежно следует мат, победитель предлагает побежденному оценить обстановку и сдаться, не доводя дело до окончательного разгрома. Победа фактически определяется соотношением сил и средств, боевой мощи и степени новизны имеющихся на вооружении вундерваффе и очень мало зависит от воинского умения как командования, так и личного состава. Именно поэтому характерной особенностью западных армий является стремительная деградация и проседание среднего уровня во всех звеньях - что отмечается повсеместно.
Что это означает в практическом плане? То, что если играть по предложенным правилам, то под полностью изменившуюся задачу предстоит создавать аналогичные западным организационные структуры, повторяющие и копирующие структуру военной организации НАТО – как наиболее крупного и мощного индустриального противника. Развивать не массовую, а предельно дорогую современную авиацию, средства ПВО, сокращать громоздкие структуры сухопутных войск, заточенные под массовое применение, решать проблему противостояния на море, развивать войска специального назначения, создавать предельно мощные ударные соединения, оснащенные самой передовой техникой.
Собственно, военная реформа именно на это и нацелена – российская армия с трудом, но очевидно идет по пути приобретения черт западных структур. Следует отметить, что на мой взгляд очень многое, что сейчас делается в рамках этой реформы, выглядит весьма разумным.
Однако. Безусловно, копируя чужую организацию, мы совершенно очевидно приобретаем и порочные черты западной военной машины. Их много. Их чересчур много, а учитывая, что победившая на сегодня англо-саксонская стратегия организации вооруженных сил глубоко противоречит российским воинским традициям, российская армия всегда будет хуже западных аналогов. Хуже – это означает, что играя «по правилам», мы всегда будем либо проигрывать, либо даже ничья будет требовать от нас гораздо бОльшего напряжения сил, расхода ресурсов и времени.
Российская воинская традиция основана на красоте операции. То есть, умении при дефиците ресурсов, времени, отставания в темпах находить решения, которые позволяют достичь максимально возможный результат. Англо-саксонская стратегия тотального превосходства наоборот, исключает в принципе ситуацию равных сил, а уж тем более превосходства противника в материально-техническом плане. Если этого превосходства нет или оно неочевидно - конфликт практически гарантировано не переходит в военную фазу. Опять же очевидно, что находясь в роли догоняющего в военно-технической гонке, Россия всегда будет отставать и всегда будет возможным объектом нападения.
Значит, в конфликте с индустриальной армией любого вероятного противника необходимо ставить принципиально иную задачу, которая будет позволять даже при отставании в тех или иных компонентах как минимум выходить из конфликта с ничейным результатом.
Единственный нетривиальный выход из этой непростой ситуации мне видится вот в чём. Наиболее слабое звено любой структуры – это человек. При определённых обстоятельствах. При других он может быть самым сильным её фактором. Значит, нужно создавать изначально ситуацию, при которой противник, категорически не желающий контактной войны, избегающий её и боящийся её, вступать в такую войну. Будучи к ней, в сущности, психологически неготовым.
Такая ситуация создается при поломке стратегии противника, стремящегося захватить господство в воздухе. Сам факт наличия мощнейшей системы ПВО, работающей с самых нижних и по самые верхние эшелоны, делает решение задачи захвата господства в воздухе предельно проблематичной – да, выбить системы ПВО теоретически возможно, но если при этом противник понесет неприемлемые для себя потери в авиации, господство в воздухе удерживать будет нечем. Уже поэтому наличие системы ПВО/ПРО делает такой конфликт крайне проблематичным, а железные гарантии сбивать всё, что будет пересекать воздушную границу - срывать любые агрессивные замыслы.
В скобках отмечу, что единственное исключение из этого правила – возможное столкновение с США – в отличие от всех прочих противников армия США не только оснащена новейшими и зверски дорогими типами самолётов, но и огромной массой устаревших типов. Логика проста – новейшие самолеты захватывают господство, старьё его удерживает. Но случай с США – особый, я бы хотел разбирать его совершенно отдельно. Безусловно, столкновение или конфликт с любой развитой индустриальной страной будет проходить как минимум при косвенном участии США – но здесь речь идёт именно о ситуации, когда прямое участие военной машины Америки исключено.
Возвращаясь к сказанному – сбой в стратегии и невозможность завоевать господство в воздухе деморализует командный и штабной состав индустриального противника – так как предполагает переход к ведению прямых боевых действий в соприкасающихся порядках. В ситуации, когда нет тотальной поддержки с воздуха, командование противника просто не рискнет проводить дальнейшую эскалацию конфликта.
Как вариант - однако в наших условиях он, конечно же, неприменим - это очень любопытная ситуация, сложившаяся в Ливии. Войска Каддафи никак не реагируют на налёты НАТО, применив очень простую и очень действенную тактику рассредоточения и умения на короткий момент сконцентрироваться, нанести удар по противнику - мятежникам - и вновь рассеяться. Завоеванное господство в воздухе абсолютно не помогает коалиции, и среди военных-европейцев всё отчётливее ощущается растерянность - они не понимают, что им делать.
Однако это лишь начало. Сделав допущение, что слабое звено наёмной армии – это люди (что, кстати, подтверждается всей историей человечества), необходимо деморализовать не только командование, но и собственно личный состав противника. Опять же – речь идет о стратегии, к которой противник не готов по самому характеру своей организации.
Наступает эра спецназа. Спецназ не способен упорно держать оборону Сталинграда и ходить в штыковую – с этим справляется нормально обученная пехота. Но создать в тактическом и оперативном тылу противника бедлам, заставить солдат врага еще до соприкосновения с противником измотаться, вести тотальную информационную борьбу с тактическим и оперативным звеном войск противника – на это способен только спецназ. В случае, если театр боевых действий захватывает и водные просторы – то дополнительно и боевые пловцы. Тактика изматывания для наёмной армии губительна – наёмник неспособен «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы» - он, собственно, не за этим пришел в армию.
Весь смысл борьбы с таким противником сводится к ведению по сути психологической войны. Деморализовав противника – как звено управления, так и нижестоящие структуры, можно снивелировать его превосходство в остальных компонентах.
Таким образом, создавая неядерную компоненту нашей армии, на мой взгляд, баланс необходимо смещать в сторону максимального насыщения нашей противовоздушной и противоракетной обороны, а также в усиленной подготовке и наращивании войск специального назначения, способных вести борьбу в любых средах и любых географических условиях.
Именно в этом ключе я хотел бы обосновать несколько раз прозвучавшее в моих текстах сомнение в необходимости для нашей страны мощных бронетанковых сил, авианосцев и прочих вундерваффе. Безусловно, индустриальная армия должна развивать все компоненты своей организационной, информационной и технической структуры – однако гонка на опережение с неизмеримо более мощным по финансовым, ресурсным и прочим показателям противником делает такую гонку бесперспективной. Решение лежит в иной плоскости.
(С)el-murid.livejournal.com/258896.html
URL записи
URL записи04.07.2011 в 06:59
Пишет Sindani:Цель глобального противостояния в военной его фазе ранее формулировалась как полная дезинтеграция противника, и при этом физическое выживание его не являлось ограничивающим фактором. Сегодня цель любого конфликта принципиально иная – нанесение военного поражения и принуждение к принятию условий победителя без захвата территории противника, без нанесения ей катастрофического ущерба и по возможности без причинения армии и гражданскому населению противника фатальных потерь. Значит, нужно создавать изначально ситуацию, при которой противник, категорически не желающий контактной войны, избегающий её и боящийся её, будет вступать в такую войну. Будучи к ней, в сущности, психологически неготовым.
Самый неоднозначный противник, с которым мы более чем наверняка вступим в борьбу – это, безусловно, регулярные армии индустриально развитых государств. Как подвид, мы можем столкнуться с лимитрофной армией развивающегося государства, оснащенной зарубежными «спонсорами». Пример – Грузия.
Неоднозначным я называю такого противника потому, что он вроде бы привычен, именно под противостояние с ним затачивалась вся советская машина и пока еще живой, но ржавый и лязгающий сочленениями механизм российской. Но именно вроде бы. Проблема в том, что советская военная машина была заточена под глобальное противостояние и нацелена на глобальную войну. Локальные конфликты, которые велись на территории стран третьего мира, считались по большей части упражнениями и наработкой тактического опыта и оперативного искусства. Стратегически армия была готова воевать как и во Вторую мировую – массами техники, людей на огромных просторах.
Однако на сегодня глобальный конфликт уже исключён напрочь. Не стану обосновывать – это очень некратко. На смену ему прочно пришли локальные конфликты малой и средней интенсивности (напомню, что таковыми считаются конфликты с участием с обеих сторон до полумиллиона и миллиона человек соответственно). Цель глобального противостояния в военной его фазе ранее формулировалась как полная дезинтеграция противника, и при этом физическое выживание его не являлось ограничивающим фактором. Сегодня цель любого конфликта принципиально иная – нанесение военного поражения и принуждение к принятию условий победителя без захвата территории противника, без нанесения ей катастрофического ущерба и по возможности без причинения армии и гражданскому населению противника фатальных потерь. Театры военных действий из обширных регионов с различными географическими, климатическими условиями сжимаются практически в точку. Не обязательно одну – их может быть несколько, но ни о каких континентальных или океанских ТВД уже речи нет и быть не может.
История прошла полный цикл и вернулась по спирали в точку, когда две армии сходятся на одном поле и решают исход войны в одном генеральном сражении или в крайнем случае – в короткой череде ожесточенных схваток.
Безусловно, что каждый конфликт индивидуален и сводить все конфликты к некой единой схеме бессмысленно. Тем не менее, сегодня представить себе повторение эпических сражений времен Первой и Второй мировых невозможно.
Именно поэтому все армии развитых индустриальных стран развиваются сегодня по весьма шаблонному принципу, который исходит из жестко заданной стратегии нанесения поражения противнику по возможности без или с минимальным соприкосновением с ним. Что означает ряд весьма существенных отличий современной индустриальной армии:
1. Это армия, комплектуемая по добровольческому признаку (наёмная, добровольческая, контрактная, профессиональная – называют её по разному, суть одна и та же)
(Понятно, что в разных странах по разному - есть смешанный вид комплектования, есть всеобщая воинская - как в Израиле - хотя в Израиле противник совершенно иной. Но в целом мы будем иметь дело именно с наёмниками)
2. Оперативное искусство сводится к захвату господства в воздухе. Атакующая сторона старается выбить систему ПВО/ПРО и вражескую авиацию и аэродромы, обороняющаяся сторона старается защитить свою систему ПВО и нанести неприемлемый ущерб авиации противника.
3. Наземные операции сводятся к захвату или удержанию ключевых пунктов, нанесение решающего поражения войскам противника в этом случае целью войны не является.
Говоря иначе – тотальные войны ушли в прошлое, противники ведут себя, как гроссмейстеры за шахматной доской. Сделав ряд удачных ходов, за которыми в будущем неизбежно следует мат, победитель предлагает побежденному оценить обстановку и сдаться, не доводя дело до окончательного разгрома. Победа фактически определяется соотношением сил и средств, боевой мощи и степени новизны имеющихся на вооружении вундерваффе и очень мало зависит от воинского умения как командования, так и личного состава. Именно поэтому характерной особенностью западных армий является стремительная деградация и проседание среднего уровня во всех звеньях - что отмечается повсеместно.
Что это означает в практическом плане? То, что если играть по предложенным правилам, то под полностью изменившуюся задачу предстоит создавать аналогичные западным организационные структуры, повторяющие и копирующие структуру военной организации НАТО – как наиболее крупного и мощного индустриального противника. Развивать не массовую, а предельно дорогую современную авиацию, средства ПВО, сокращать громоздкие структуры сухопутных войск, заточенные под массовое применение, решать проблему противостояния на море, развивать войска специального назначения, создавать предельно мощные ударные соединения, оснащенные самой передовой техникой.
Собственно, военная реформа именно на это и нацелена – российская армия с трудом, но очевидно идет по пути приобретения черт западных структур. Следует отметить, что на мой взгляд очень многое, что сейчас делается в рамках этой реформы, выглядит весьма разумным.
Однако. Безусловно, копируя чужую организацию, мы совершенно очевидно приобретаем и порочные черты западной военной машины. Их много. Их чересчур много, а учитывая, что победившая на сегодня англо-саксонская стратегия организации вооруженных сил глубоко противоречит российским воинским традициям, российская армия всегда будет хуже западных аналогов. Хуже – это означает, что играя «по правилам», мы всегда будем либо проигрывать, либо даже ничья будет требовать от нас гораздо бОльшего напряжения сил, расхода ресурсов и времени.
Российская воинская традиция основана на красоте операции. То есть, умении при дефиците ресурсов, времени, отставания в темпах находить решения, которые позволяют достичь максимально возможный результат. Англо-саксонская стратегия тотального превосходства наоборот, исключает в принципе ситуацию равных сил, а уж тем более превосходства противника в материально-техническом плане. Если этого превосходства нет или оно неочевидно - конфликт практически гарантировано не переходит в военную фазу. Опять же очевидно, что находясь в роли догоняющего в военно-технической гонке, Россия всегда будет отставать и всегда будет возможным объектом нападения.
Значит, в конфликте с индустриальной армией любого вероятного противника необходимо ставить принципиально иную задачу, которая будет позволять даже при отставании в тех или иных компонентах как минимум выходить из конфликта с ничейным результатом.
Единственный нетривиальный выход из этой непростой ситуации мне видится вот в чём. Наиболее слабое звено любой структуры – это человек. При определённых обстоятельствах. При других он может быть самым сильным её фактором. Значит, нужно создавать изначально ситуацию, при которой противник, категорически не желающий контактной войны, избегающий её и боящийся её, вступать в такую войну. Будучи к ней, в сущности, психологически неготовым.
Такая ситуация создается при поломке стратегии противника, стремящегося захватить господство в воздухе. Сам факт наличия мощнейшей системы ПВО, работающей с самых нижних и по самые верхние эшелоны, делает решение задачи захвата господства в воздухе предельно проблематичной – да, выбить системы ПВО теоретически возможно, но если при этом противник понесет неприемлемые для себя потери в авиации, господство в воздухе удерживать будет нечем. Уже поэтому наличие системы ПВО/ПРО делает такой конфликт крайне проблематичным, а железные гарантии сбивать всё, что будет пересекать воздушную границу - срывать любые агрессивные замыслы.
В скобках отмечу, что единственное исключение из этого правила – возможное столкновение с США – в отличие от всех прочих противников армия США не только оснащена новейшими и зверски дорогими типами самолётов, но и огромной массой устаревших типов. Логика проста – новейшие самолеты захватывают господство, старьё его удерживает. Но случай с США – особый, я бы хотел разбирать его совершенно отдельно. Безусловно, столкновение или конфликт с любой развитой индустриальной страной будет проходить как минимум при косвенном участии США – но здесь речь идёт именно о ситуации, когда прямое участие военной машины Америки исключено.
Возвращаясь к сказанному – сбой в стратегии и невозможность завоевать господство в воздухе деморализует командный и штабной состав индустриального противника – так как предполагает переход к ведению прямых боевых действий в соприкасающихся порядках. В ситуации, когда нет тотальной поддержки с воздуха, командование противника просто не рискнет проводить дальнейшую эскалацию конфликта.
Как вариант - однако в наших условиях он, конечно же, неприменим - это очень любопытная ситуация, сложившаяся в Ливии. Войска Каддафи никак не реагируют на налёты НАТО, применив очень простую и очень действенную тактику рассредоточения и умения на короткий момент сконцентрироваться, нанести удар по противнику - мятежникам - и вновь рассеяться. Завоеванное господство в воздухе абсолютно не помогает коалиции, и среди военных-европейцев всё отчётливее ощущается растерянность - они не понимают, что им делать.
Однако это лишь начало. Сделав допущение, что слабое звено наёмной армии – это люди (что, кстати, подтверждается всей историей человечества), необходимо деморализовать не только командование, но и собственно личный состав противника. Опять же – речь идет о стратегии, к которой противник не готов по самому характеру своей организации.
Наступает эра спецназа. Спецназ не способен упорно держать оборону Сталинграда и ходить в штыковую – с этим справляется нормально обученная пехота. Но создать в тактическом и оперативном тылу противника бедлам, заставить солдат врага еще до соприкосновения с противником измотаться, вести тотальную информационную борьбу с тактическим и оперативным звеном войск противника – на это способен только спецназ. В случае, если театр боевых действий захватывает и водные просторы – то дополнительно и боевые пловцы. Тактика изматывания для наёмной армии губительна – наёмник неспособен «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы» - он, собственно, не за этим пришел в армию.
Весь смысл борьбы с таким противником сводится к ведению по сути психологической войны. Деморализовав противника – как звено управления, так и нижестоящие структуры, можно снивелировать его превосходство в остальных компонентах.
Таким образом, создавая неядерную компоненту нашей армии, на мой взгляд, баланс необходимо смещать в сторону максимального насыщения нашей противовоздушной и противоракетной обороны, а также в усиленной подготовке и наращивании войск специального назначения, способных вести борьбу в любых средах и любых географических условиях.
Именно в этом ключе я хотел бы обосновать несколько раз прозвучавшее в моих текстах сомнение в необходимости для нашей страны мощных бронетанковых сил, авианосцев и прочих вундерваффе. Безусловно, индустриальная армия должна развивать все компоненты своей организационной, информационной и технической структуры – однако гонка на опережение с неизмеримо более мощным по финансовым, ресурсным и прочим показателям противником делает такую гонку бесперспективной. Решение лежит в иной плоскости.
(С)el-murid.livejournal.com/258896.html
URL записи